Музыкальной гармонии подбирают всеобщую основу
Консонансы и диссонансы слышатся одинаково вне зависимости от музыкальной культуры.
Музыку часто называют универсальным языком, и всеобщая любовь к какому-нибудь поп-хиту это как будто подтверждает. С другой стороны, национальные музыкальные традиции бывают довольно разными, и возникает вопрос, насколько универсален музыкальный язык. Может быть, любовь к песням из хит-парадов – лишь следствие того, что люди по всему миру выучили язык европейской музыкальной традиции? Популярные песни и саундтреки голливудских фильмов все мы слышим едва ли не с рождения. Можно ли говорить о том, что есть какая-то «музыка вообще», музыка вне культуры?
В мире сложно найти места, где она бы вовсе не звучала, или, по крайней мере, звучала бы достаточно редко. Сложно, но можно: одно из таких мест – амазонские леса, где живут индейцы чимане.
Люди чимане вообще частый объект научного интереса – к ним (а также к некоторым африканским племенам) часто идут, когда возникает необходимость сравнить современного цивилизованного человека с кем-то совершенно другим. Чимане, чья численность составляет всего 12 000 человек, живут собирательством, занимаются земледелием в долинах Боливии и почти не знакомы с европейской музыкой. Свои музыкальные традиции у них при этом есть, они поют и играют на собственных инструментах, но всегда поодиночке и никогда в ансамблях.
Несколько лет назад к чимане отправилась экспедиция из сотрудников Массачусетского технологического института и ряда других научных центров: исследователи хотели сравнить, как чимане воспринимают диссонансы, консонансы, ритм и другие вещи, которые составляют музыку.
Мы писали о том, что получилось с консонансами и диссонансами – оказалось, что любовь или нелюбовь к тем или иным созвучиям действительно зависит от того, много ли человек слышал в своей жизни европейской музыки. В прошлом году по материалам экспедиции вышла ещё одна статья, в которой говорилось, что привычная нам организация звуков по октавам тоже есть результат воспитания в определённой – то есть европейской – музыкальной традиции.
Тем не менее, в музыке, по-видимому, есть всё же кое-что универсальное, что одинаково слышат и европейцы, и индейцы чимане. Отношения звуковых колебаний выражаются через числа, и если две частоты соотносятся как небольшое натуральное число (например, 2, или 3, или 4, или 5), то говорят, что они образуют гармонический интервал. Целые числа разделяют обертоны – призвуки, которые звучат одновременно с основным тоном. Такие призвуки есть не только у музыкальных инструментов, но и у человеческого голоса.
При этом если два звука, чьи частоты относятся как небольшое целое число, прозвучат вместе, для неподготовленного слушателя они будут выглядеть как единое целое – разделить их на слух очень трудно. Они будут звучать как консонанс, как один слитный звук. То есть кто-то услышит там два звука, но это будет непросто. И наоборот, диссонанс, в котором звуки разделены не целым числом, всегда будут звучать явно не слитно. Но так они звучат для нас, которые привыкли к пресловутой европейской музыкальной традиции и аккордам, когда одновременно поют несколько человек и играют несколько инструментов. Чимане же, как было сказано, в ансамблях не музицируют, и потому на них было бы очень интересно проверить, как они слышат консонансы и диссонансы.
И слышат они их так же, как и мы. В статье в Nature Communications описан эксперимент, в котором группе обычных жителей Бостона, никак не занимающихся музыкой, и группе индейцев чимане давали послушать консонансы и диссонансы, в которых они должны были услышать один звук или два. И бостонцы, и чимане намного чаще ошибались с консонансами – и тем, и другим они чаще казались одним звуком. Диссонансы же чаще воспринимались как два явно отличимых звука, звучащих одновременно.